Малыш[рис. В.С. Саксона] - Альфонс Доде

Мотылёк

Ну, если ты готов, я не спешу совсем.

Божья Коровка (с увлечением)

Ты славный парень. Я не пойму, зачемС тобой не дружны все? «Вот, — говорят, — повеса.Бродяга, мот, чудак он, щелкопёр без веса.Плясун…»

Мотылёк

Кто говорит? Скажи, мне, милый друг.

Божья Коровка

О боже! Майский Жук.

Мотылёк

Набитый куль — твой Жук!Для пляски он тяжел, и брюхо так надуто…

Божья Коровка

Так про тебя не он один болтает.

Мотылёк

Будто?

Божья Коровка

Улитка, например, согласна с ним, пойми.И Скорпион, поди, и даже муравьи…

Мотылёк

Неужто?

Божья Коровка (конфиденциально)

Ты с Пауком уж лучше не сближайся, — Он враг тебе.

Мотылёк

Его настроили — признайся?

Божья Коровка

У Гусениц такой же взгляд, дружок.

Мотылёк

Ещё бы!.. Но скажи: ведь в свете ты ходок,И Черви не одни с тобой, поди, знакомы,Я в свете не любим?

Божья Коровка

С тобой, признаться нужно,Согласна молодежь, а старики твердят,Что есть в твоей душе безнравственности яд.

Мотылёк

Да, вижу — беден я симпатией на диво… Так, вообще…

Божья Коровка

Ну, да, бедняжка!Вот КрапиваИ Жаба зла, да и Кузнечик-длинноног,Всe говорят: «Уж э-т-тот… Мот-т-тылёк…»

Мотылёк

А ты меня, скажи, как все, не любишь тоже?

Божья Коровка

О, нет, я на тебе — как бы на мягком ложе.И водишь ты меня так мило по гостям.Скажи, коль ты устал; зайдем опять — вот тамМы можем посидеть и отдохнуть немного.Не слишком ли тебя измучила дорога?

Мотылёк

Хоть ты тяжеловат, мне это нипочем.

Божья Коровка (указывая на Ландыш)

Так вот, зайдем сюда и снова отдохнем.

Мотылёк (легкомысленным тоном)

Как? К Ландышу опять?! Да мы помрем со скуки.Уж лучше вот сюда, к соседке, там рядком…

Божья Коровка(краснея до корней волос)

Как? К Розе?! Никогда!

Мотылёк (увлекая её)

Не видят нас — пойдем!

Мотылёк

Они осторожно входят к Розе.

Занавес опускается. В третьем действии…

(Перевод А. А. Соколовой.)

Но я не хотел бы, дорогие читатели, злоупотреблять вашим терпением. Я знаю, что стихи в наше время не в моде, а потому прекращаю чтение своей «Пасторальной комедии» и ограничусь лишь кратким пересказом содержания остальной части поэмы.

В третьем акте на сцене уже глубокая ночь… Друзья выходят вместе из жилища Розы… Мотылек хочет проводить Божью Коровку к ее родителям, но она не соглашается; она совершенно пьяна, прыгает в траве и неистово кричит… Мотылек принужден отнести ее домой. На пороге они расстаются, обещая друг другу вскоре снова увидеться. Мотылек в полном одиночестве продолжает во мраке свой путь. Он тоже немного пьян, но вино приводит его в грустное настроение: он вспоминает признанья Божьей Коровки и с горечью спрашивает себя, почему все так ненавидят его… его, который никому не сделал зла… Луны не видно, ветер завывает, кругом все черно… Мотыльку страшно, ему холодно, но он утешается тем, что его друг находится в это время в полной безопасности в своей теплой постельке… Тем временем в окружающем его мраке появляются огромные птицы и бесшумно пролетают по сцене. Сверкает молния. Злые твари, прятавшиеся под камнями, издеваются над Мотыльком, со смехом указывая на него друг другу. «Теперь он от нас не уйдет!» — говорят они. И в то время как несчастный в ужасе кидается от них из стороны в сторону, Чертополох колет его сильным ударом своей шпаги, Скорпион распарывает ему брюхо своими клещами, большой Мохнатый Паук обрывает фалды его голубого атласного плаща, Летучая Мышь ударом крыла перебивает ему поясницу… Мотылёк падает, смертельно раненный. Когда в траве раздается его предсмертный хрип, Крапива выражает свою радость, а Жабы говорят: «Так ему и надо!»

На рассвете Муравьи, отправляясь на работу со своими мешочками и фляжками, находят на дороге труп Мотылька. Они бросают на него мимолетный взгляд и продолжают свой путь, не желая хоронить его. Муравьи даром не работают… К счастью, по этой же дороге проходит отряд Жуков-Могильщиков. Это, как вы знаете, маленькие черные букашки, давшие обет хоронить мертвецов…. Они с благоговением поднимают безжизненного Мотылька и тащат его на кладбище… Толпа любопытных смотрит на это шествие и делает вслух свои замечания… Маленькие коричневые Сверчки, греясь на солнце у порога своих жилищ, важно говорят: «Он слишком любил цветы». «Он слишком много странствовал по ночам», — прибавляют Улитки, а Жучки с толстыми брюшками, охорашиваясь в своих золотистых одеждах, ворчат: «Настоящая богема!» И во всей этой толпе ни одного слова сожаления о бедном усопшем; только в соседних долинах стройные лилии закрыли свои чашечки, а Кузнечики перестали петь…

Последняя сцена происходит на кладбище Мотыльков. После того, как Могильщики закончили свою работу, Майский Жук, торжественно сопровождавший похоронную процессию, подходит к могиле, ложится на спину и начинает хвалебную речь о покойнике. К несчастью, память ему изменяет, и он целый час остается лежать на спине, с поднятыми вверх лапками, энергично жестикулируя и путаясь в бесконечных периодах… После речи оратора все присутствующие расходятся по домам, и вскоре на опустевшем кладбище появляется Божья Коровка, скрывавшаяся до тех пор за одним из надгробных камней. Вся в слезах, она становится на колени у свежей могилы и молится за своего маленького друга.

Глава IX ТЫ БУДЕШЬ ТОРГОВАТЬ ФАРФОРОВОЙ ПОСУДОЙ

При последнем стихе моей поэмы Жак в порыве энтузиазма вскочил с места и собирался уже закричать «браво», но остановился, увидев испуганные лица всех присутствующих.

Я серьезно думаю, что если бы апокалиптический огненный конь внезапно влетел в маленькую гостиную, он не произвел бы более ошеломляющего впечатления, чем мой «Голубой Мотылек». Пасеажоны и Фужеры, пораженные тем, что услышали, смотрели на меня вытаращенными от изумления глазами. Оба Феррулья делали друг другу какие-то знаки. Никто не произносил ни слова. Подумайте, что я должен был чувствовать…

И вдруг, среди этой тишины и всеобщего оцепенения, раздался голос из-за рояля, и какой голос… глухой, беззвучный, холодный, точно замогильный. Впервые за все последние десять лет заговорил человек с птичьей головой, почтенный господин Лалуэт:

— Я очень рад, что убили этого мотылька, — проговорил этот странный старик, грызя со свирепым видом свой сахар. — Не люблю я этих мотыльков…

Все рассмеялись и начали обсуждать мою поэму.

Член общества «Каво» нашел мое произведение немного длинным и советовал сократить его до одной или двух песен. Ученик альфортской школы, ученый натуралист, обратил мое внимание на то, что у божьих коровок есть крылья, а следовательно, это лишало мой вымысел всякого правдоподобия. Феррулья младший утверждал, что он все это где-то уже читал.

— Не слушай их! — шепнул мне Жак, — Это шедевр!

Пьерот ничего не говорил и казался очень озабоченным. Возможно, что добряк, сидевший во время чтения рядом со своей дочерью, почувствовал, как дрожала в его руке её маленькая, чересчур впечатлительная ручка, или, может быть, он поймал на лету слишком пламенный взгляд её чёрных глаз, — во всяком случае, в этот вечер, — вот уже, правда, можно сказать — у Пьерота был очень странный вид: он не отходил от юбки своей дочери, так что я не мог сказать ни одного слова Чёрным глазам и ушел очень рано, не оставшись послушать новую песенку члена общества «Каво», — невнимание, которое этот последний не простил мне.

Спустя два дня после этого достопамятного чтения я получил от мадемуазель Пьерот записку, столь же краткую, сколь красноречивую: